Николай Карпицкий

Мифокосмос тоталитаризма и некрофилия

 

1.Мифокосмос

Человек сасмосознает себя в моменте тождества себя внутреннего (своей сущности) и своего полагания вовне (своей энергии). Но он сознает это тождество не вовне себя, а внутри собственной сущности, подобно тому как художник сознает себя не в картине, как воплощении вовне творческой энергии, а внутри себя. Однако все энергийные воплощения человека вовне также составляют некое жизненное единство, подобно тому, как произведения художника мы воспринимаем как непосредственную явленость личности его личности. В подлинном произведении искусства мы чувствуем реальное соприкосновение с личностью его творца. Мы обнаруживаем уже не в самом художнике, а в его произведении единство творца и творения. И тогда для нас произведение искусства приобретает мифологический смысл. Можно сформулировать более сухо: когда момент тождества сущности и энергии обнаруживается не в самой сущности, а в энергийных воплощениях, то жизненное единство, которое составляют все энергийные проявления сущности является мифологической личностью. Мифологическая личность разлита в разных проявлениях природы, мы не можем воспринять ее в телесном облике, она как бы присутствует в самых разных вещах сразу. Однако это отсутствие непосредственной явлености мифической личности и давало повод объявлять ее сказочным вымыслом, которому не соответствует никакая реальность.

Проявления мифических личностей охватывают весь космос, определенным образом упорядочивая его. Человек внутри этого космоса принимает непосредственное участие в его демиургическом оформлении через культ и ритуал. Свое действие вовне в данном моменте времени и пространства человек превращает через ритуал во вневременное, относящееся к любому моменту времени, иными словами, через ритуал действие приобретает демиургический характер. В этом демиургическом действии человек обнаруживает свое внутреннее единство с другими мифологическими личностями, участвующими в упорядочивании космоса, что выражается в идее тождества микро и макрокосма. Внутренний человеческий опыт отражается в опыте космогенеза, а сам космогенез отрывается как внутреннее воспоминание человека. В силу этого демиургические силы, а вслед за ними и созидаемый ими космос обретают антропоморфный характер, ибо являются выражением внутренних потенций человеческой личности. Сам же человек находит в мифокосмосе наиболее полную реализацию своей личности, эволюция которой тесно переплетена с космогенезом.

На определенном этапе своего личностного развития человек сталкивается с силой инерции, сопротивления. В этой силе объединяются все человеческие слабости и леность. В космогенезе этот момент представлен как сопротивление силы хаоса космическому упорядочиванию. Так или иначе сюжет битвы между богом-демиургом, и змеем, олицетворяющим сопротивление первозданного хаоса, присутствует в мифологии самых разных народов. Победа сил демиурга означает начало космического созидания, однако силы хаоса продолжают вносить свою деструктивную лепту, что ведет к противостоянию между старым и новым поколением богов, и в конечном счете к титаномахии - войне между титанами и богами, как это выражено в греческой мифологии. Опыт противостояния активных сил космического созидания силам хаоса, стремящимся к всеобщему нивелированию, отражает всю сложность духовного роста человека.

2.Космос коммунистической мифологии

Тоталитарные системы стремятся навязать каждому человеку заданную роль, не оставляя возможности для проявления самостоятельного творческого начала. Период создания тоталитарной системы связан с обращением к стихийной инстинктивной энергии масс, направленной на разрушение. Благодаря манипулированию наиболее примитивными и темными инстинктами людей удается разрушить старое традиционное общество. Однако с установлением нового тоталитарного государства встает задача обуздать высвобожденную стихию разрушения. Связанный с этим период массовых репрессий ознаменован стремлением подавить в каждом человеке его личностное начало, заставив занять свое место в новом государственном устройстве.

Коммунистическая идеология последовательно стремится выстроить новый мифологический космос, используя для этого псевдонаучную концепцию марксизма и псевдорелигиозный ритуал. Новые обряды и празднества должны упорядочить мир человека таким образом, чтобы коммунистическая действительность не только была бы возможной, но стала бы единственной возможностью существования для человека. Цель эта достигается только при условии, если от человека будет отчуждено его личностное начало, которое может самореализовываться только свободно, а значит - вопреки сложившейся системе.

Поэтому внутреннее сущностное начало человека становится смертельно опасным для коммунистического мифологического космоса, и частное энергийное проявление человека в форме заданной социальной роли в новом обществе противопоставляется его собственной сущности.

Коммунистическая идеология претендует на то, что ее картина мира научная, а не мифологическая. В связи с этим следует остановиться на отличии научной от мифологической картины мира. Научное мироописание исходит из заданных смыслов, которые безотносительны как к человеку-исследователю, так и к самой реальности. В соответствии с этими исходными постулатами и аксиомами из всего многообразия мира выделяется определенная предметная область, которая описывается заданными принципами. Принципы эти определены внутренней логикой анализа, расчленения исходных смыслов - постулатов или аксиом, которые, свою очередь, формируют язык научного описания. Научное описание мира целиком определяется внутренней логикой научного языка. Получаемое в результате такого описания научной картины мира понятие истинности определяется внутренней логикой анализа исходных смысловых положений, и не зависит от реальности описываемого объекта. Истинность математики не зависит от того, реально ли существуют числа или нет. Истинность физических положений не будет поколеблена даже если погибнет вся Метагалактика, либо если мир окажется плодом человеческого воображения. Впрочем, физика изначально постулирует в качестве предмета своего исследования идеальное физическое тело, которое является не более чем абстракцией.

Мифологическая картина мира является не результатом анализа, расчленения заданных смысловых положений, а, наоборот, результатом смыслового синтеза, смыслового обобщения разных проявлений мира, обнаружение реальности более высокого смыслового порядка.

Все мифологические предметы, как писал А.Лосев в “Диалектике мифа” начиная с ковра самолета и шапки невидимки, есть результат воплощения более общих смыслов в частных вещах - смысла летательности в ковре, смысла невидимости в шапке и т.д. Личность как таковая также является смысловым обобщением в единый жизненный процесс самых разных явлений биологического, физического, психического порядка. Наука, которая основополагается на принципе смыслового анализа, по природе своей не способна обнаружить личность человека, поскольку она аналитически разлагает его либо на химические процессы, либо расчленяет анатомически, либо рассматривает как цепочки мотиваций и реакций на них и т.п. Требуется отрешение от всех этих частных смыслов, чтобы во всех проявлениях жизнедеятельности обнаруживать одно и то же начало - человеческую личность. Если восприятие человека как личности для нас самоочевидно, то мифология обобщает с позиции более общих смыслов самые разные природные явления в единое жизненное становление, обнаруживая личностное отношение ко всем проявлениям мира.

Мифологический космос одушевлен и одухотворен, и человек не просто присутствует внутри жизни этого космоса, но через культ и ритуал непосредственно участвует в наделении действительности новыми обобщающими смыслами. Исходя из этого можно сформулировать второе принципиальное различие между мифологической и научной картинами: в науке исходные аксиомы и постулаты мыслятся как безотносительные по отношению к человеку, задача человека в соответствии с внутренней логикой беспристрастно расчленять их и выводить новые смыслы. В мифологии человек сам наделяет новыми смыслами разные вещи, от чего они реально меняют свои свойства и свое место в космосе. Каждому ясно, что праздничное время содержательно отличается, нежели время будней, хотя с физической точки зрения тут нет никакого различия. Ритуально воплощенный в данном отрезке времени смысл определяет свойства этого отрезка времени. Подобный характер мифологии давал повод упрекать ее за произвольность и нелогичность, за то, что противоречивое и невозможное становиться в ней реальностью. Поскольку мифология есть реализация новых смыслов в соответствии с внутренней логикой личности их полагающей, то для другого человека, основополагающегося на иных принципах, эта логика неизбежно будет казаться противоречивой. Но противоречива она лишь с внешней точки зрения, внутри же самой мифологической картины мира противоречия нет.

Третий момент, отличающий мифологию от науки: если мифологическая картина мира формируется через акт наделения действительности новым смысловым содержанием, то мифология явится для человека самой действительностью как таковой, а не ее отображением или описанием. Наука же всегда есть абстрагирование от действительности, и не зависит даже от факта существования или не-существования своего объекта в действительности.

Выделив эти различия, посмотрим, насколько применимы понятия научной и мифологической картины мира к коммунистическому мировоззрению.

По всем трем выделенным выше моментам (смысловое обобщение, а не смысловой анализ, смыслонаделение человеком, а не безотносительность смысла от исследователя и отождествление действительности и картины мира, а не безотносительность языка описания) марксистская идеология является формой мифологии, а не науки.

Если же мы обратимся к другим положениям марксизма, как то его учение о материи и сознании, о трех законах диалектики и т.п., то сказанное мной будет выглядеть еще убедительнее.

Если мы обратимся казалось бы даже к самой научной части марксизма - к политэкономии, то обнаружим, что она основывается на совершенно ненаучных принципах, в частности на учении о прибавочной стоимости. Понятие прибавочной стоимости невозможно вывести путем научного анализа, также как невозможно исходя из нее получить какие-либо чисто научные результаты, она постулируется лишь как обобщающий смысл экономической действительности. А задача этого постулирования заключается в том, чтобы дать оценку всем капиталистическим явлениям как “несправедливым” и основывающимся на эксплуатации. Иными словами, учение о прибавочной стоимости - это мифологический, а не научный смысл. А поскольку он не есть результат научного изыскания, а является личностным актом полагания автора концепции, то марксисты воспринимают свою теорию не как научный язык описания действительности, а как саму действительность. Коммунистическое социальное движение выполняет роль культа, стремясь реально воплотить марксистские идеи в действительности.

На сказанное марксистские идеологи возразили бы, что коммунистическое мировоззрение не мифологическое, а философское, которую они понимают как науку о предельно общих законах и категориях. Действительно, философия рассматривает мир в его смысловом аспекте, причем философские смыслы также как и мифологические являются обобщающими, а не аналитическими, и также как в мифологии они полагаются самим человеком, а не заданы по отношению к нему.

Однако принципиальное отличие философии от мифологии заключается в том, что философия рассматривает смысловую сферу мира саму по себе, как таковую, в то время как мифология рассматривает обобщающие мифологические смыслы только как данные в чувственной действительности. Для мифологии значение имеет только воплощенный в конкретных вещах смысл, а не смысл явлений как таковой.

В соответствие с этим момент перехода марксизма из области философии в область мифологии провозглашен самим Марксом в его тезисе о том, что если раньше задача философов заключалась в том, чтобы объяснять мир, то теперь задачей является его изменить. И действительно, сами марксисты никогда не рассматривали свою идеологию вне или в отрыве от их непосредственной практики общественной борьбы. Любые философские смыслы только тогда могут быть признаны истинными, когда они находят свое в воплощение в конкретно чувственной действительности классового противостояния, а общественная практика становится их критерием истинности.

3.Некрофилия тоталитаризма

Итак, марксизм является мифологией, однако есть принципиальное отличие между традиционной мифологической картиной мира и марксистской: если мифологический космос одушевлен и личностно связан с человеком, более того, он является ареной личностной реализации человека, то марксистский космос безжизнен, примитивен и беден. Человек лишь искра среди мертвой материи, которая должна погаснуть навсегда, и единственным ее оправданием существования является абстрактная идея служения обществу.

Если традиционный мифокосмос является ареной реализации внутренних личностных потенций человека, то в коммунистическом мифокосмосе происходит отчуждение его личностных потенций от заданной социальной формы, в которой он реализовывается энергийно вовне.

Традиционный мифокосмос символичен, все его явления есть знамениями личностных сил, символами скрытого за ними личностного содержания. Под символом я понимаю внешнюю явленость, которая тождественна своему внутреннему содержанию, всеми своими качествами выражает его и возводит к нему другого. Противоположными признаками обладает аллегория - она есть выражение внутреннего содержания через нечто принципиально иное, указывает на это содержание лишь своими частными признаками и скрывает это содержание от другого. В этом смысле весь коммунистический мифокосмос не символичен, а аллегоричен. В этом космосе каждый человек, выполняя ту или иную социальную роль, является аллегорией себя. Но если сама по себе аллегория не требует отказа от внутреннего содержания, то в марксистском космосе человек как носитель идеологии и социальной роли является принципиально чуждым себе как личности. Марксистская аллегория предполагает антагонизм между внутренним содержанием и его выражением через иное. Человек включенный в идеологическую машину воспитания уже не может поступать в соответствии с собой, более того, как носитель социальной роли он уже не является более собой. Данное положение находит свое закрепление в марксистском тезисе о том, что человека полностью формирует социальная среда, и все его содержание личности есть эпифеномен социальной сферы.

Именно антагонистически аллегоричный характер коммунистического мифокосмоса предопределил, что все учение марксизма направлено на отрицание в человеке независимого личностного начала. Он истолковывается лишь как “свойство высокоорганизованной матери”, “ансамбль общественных отношений”, и со своей биологической смертью перестает существовать, а все его духовные ценности целиком и полностью обуславливаются его социальным окружением. Сам Маркс в своей ненависти к человеку дошел до отрицания семьи и выступил за общность жен и передачу функции воспитания детей обществу (см. т. наз. “Манифест коммунистической партии”).

В коммунистическом мифокосмосе также разворачивается своя титаномахия, только не против сил хаоса - лености, инертности, препятствующих творческой самореализации человека, а против самого его творческого начала. Этим и объясняется ненависть коммунистов ко всем культурным ценностям, их война против церкви, преследование независимых деятелей искусства, литераторов, художников, философов и т.д. В основе этого преследования лежит глубинный страх перед свободным личностным началом человека, которое неизбежно должно разрушить мифокосмос, а вслед за ним и сложившуюся тоталитарную систему.

Так, впрочем, и произошло: экономическому и политическому падению коммунистической системы предшествовало разрушение коммунистической мифологии, когда коммунистическое будущее стало восприниматься только в анекдотичном свете, а собственно коммунистические ритуалы стали отправляться чисто формально, без тени осмысленности.

Когда марксизм стал господствующей идеологией, многие воспринимали его поверхностно, либо старались более гуманистично его интерпретировать, не понимая его человеконенавистнической сути. Глубокое и искреннее принятие марксизма приводило к полному подавлению личностного начала. При этом даже добрый и чувствительный человек на коммунистических мероприятиях превращался в зверя, требуя смерти “вредителям” и “врагам народа”. Принятие марксизма людьми творческими неизбежно приводило к сложнейшему внутреннему конфликту между отождествлением себя с заданной коммунистической системой ролью (своим энергийным воплощением) и своей творческой сущностью. Если творческое начало оказывалось достаточно сильно, то обуздать его становилось невозможно, и титаномахия, развернутая в обществе против всех творческих людей, переносилась в глубину души творческого человека, ставшего коммунистом. Стремление к уничтожению собственного творческого начала означало для него стремление к уничтожению себя. Кульминацией этой внутренней титаномахии являлся суицид, тягу к которому неизбежно испытывали все по настоящему творческие люди, ставшие коммунистами.

В самой коммунистической символике отчетливо выражен некрофильный характер. Серп в мифологии традиционно понимался как символ смерти - аналог косы смерти. Сам по себе красный цвет еще не означает некрофилию, как и сама по себе свастика не обозначает фашизм. Как и всякий символ, цвет советского флага следует рассматривать в контексте данной ситуации. Знак серпа однозначно указывает, что красный цвет - это цвет проливаемой крови. Герб же Советского Союза полностью сделан как аналог надгробного венка.

Не следует думать, что коммунистические вожди специально продумывали подобные детали, скорее они бессознательно выразили скрытую тягу к смерти, которая обуславливается самой природой коммунистической идеологии.

Нет нужды перечислять деятелей искусства, кончивших самоубийством в Советском Союзе, они и так достаточно известны, следует лишь сказать об эстетизации смерти и ярко выраженной некрофилии, которую мы обнаруживаем в творчестве современных деятелей культуры, начавших исповедовать тоталитарные идеи. От начала и до конца пропитана некрофилией газета писателя Э.Лимонова “Лимонка”. Теме суицида посвящает свои песни ставший красным Егор Летов. Смерть Курехина, по словам БГ, также была связана с внутренним противоречием в душе музыканта, ставшего фашистом. (Следует заметить, что к фашизму в полной мере следует отнести все то, что мы говорили и о коммунизме. Ведь красный цвет смерти характерен не только для Советского флага, но и для гитлеровского, и для флага современных русских фашистов - баркашевцев.)

Некрофилия есть тяжелая болезнь, и мы не можем надеяться на простое прозрение или рациональное осмысление действительности теми творческими людьми, которые стали приверженцами коммунизма или фашизма. Ибо их развитие идет не по логике нормального человека, но по логике человека больного, поскольку тоталитаризм является тяжелейшей душевной болезнью ХХ века.

 

Коммунизм в системе типизации дуалистических ересей

Современная цивилизация есть плод развития культуры, в основе которой лежат либеральные принципы. Экономические и политические свободы (открывшие возможность материального и духовного развития) органично вытекают из идеи абсолютной ценности личности, ее неприкосновенности, врожденности ее прав и свобод. Такое высокое понимание ценности личности обусловлено христианской системой ценностей. Из откровения христианину очевидно, что каждый человек – это творение Божие, и будучи сотворенным по Его образу и подобию, вершина творения всего бытия, и ничто из тварного мира не может быть более ценным, нежели сам человек. Не может быть такой идеи, ради которой стоило бы жертвовать человеческой личностью. Более того, Сам Бог воплотился и принял крестную смерть ради человека. Не ради осуществления какой-либо абстрактной идеи, не ради построения человеческого общества, но ради спасения человека, каждого из людей в отдельности. И у каждого свой индивидуальный путь спасения. Когда апостол Павел говорит, что всякая власть от Бога, то этим он отрицает коллективный путь спасения через революционное преобразование общества (как это мы видим у коммунистов). Ибо в таком преобразовании неизбежно будут перемолоты человеческие судьбы.

Коммунизм впервые в истории христианских стран попытался выстроить такую систему общества, в которой социальная роль человека, его права и обязанности полностью определялись бы общественной системой (более точно – органом общественного управления и контроля). Эта идея чужда как современному индустриальному обществу, так и традиционному феодальному обществу христианских стран, в котором люди хотя и не были равны, но тем не менее их права и обязанности мыслились как неотъемлемые от них, независимые от общественного устроения, врожденные, то есть данные согласно их рождению в том или ином сословии. И никакая власть не в силах была отменить их. Иными словами, коммунизм попытался построить общество на установках, противоположных социокультурным установкам христианских стран, явившись тем самым силой, разрушающей саму структуру общества и его систему ценностей.

Осуществление строительства коммунизма возможно лишь при условии постоянной борьбы с традиционной культурой. В силу этого практика коммунистического строительства стремится во всех аспектах противопоставить себя христианству, как духовной основе данной культуры. Однако если мы обратимся к истории христианской Церкви, то обнаружим, что в идеологическом плане подобное противоборство с христианством далеко не ново, еще ранее оно осуществлялось в различных антихристианских ересях, что заставляет предположить родственность коммунистической идеологии и дуалистических ересей.

Гипотеза о родственности коммунизма и квазирелегиозных дуалистических ересей позволяет объяснить, каким образом в нашей стране удалось этой идеологии захватить умы широких масс и приобрести миллионы фанатичных адептов. Однако чтобы подтвердить эту гипотезу, необходимо показать коммунизм в контексте развития тоталитарной идеологии от квазирелигиозных движений эпохи раннего христианства и до современных политических способов управления общественным мнением. Задача же данной статьи – показать коммунистическую идеологию в системе типизации дуалистических ересей.

Общим для тоталитарных идеологий (во всех их разновидностях) является потребность во враге как необходимом условии своего существования. Иными словами, поиск врага превращается в универсальный объяснительный принцип наличия всякого зла. Антихристианские дуалистические ереси обосновывают внешнее наличие врага идеей изначальности и онтологичности зла, победа над которым либо невозможна, либо связана с уничтожением внешнего мира.

Естественно, под дуалистическими ересями вовсе не понимаются богословские ереси, связанные с ошибочным истолкованием тех или иных христианских догматов (арианство, монофизитство и т.д.). Их также не следует путать с религиозными течениями, которые утверждают иную нежели христианство систему ценностей (индуизм, буддизм, даосизм и т.д.). Под этим следует подразумевать лишь те ереси, которые последовательно утверждают противоположную христианству систему ценностей.

Дабы более точно уяснить место коммунистической идеологии в истории дуалистических ересей, я выделю три наиболее общих типа: дуалистические ереси гностического типа, дуалистические ереси монтанистского типа и дуалистические ереси манихейского типа.

1. Дуалистические ереси гностического типа.

При всей пестроте гностических ересей можно выделить общие положения доктрины. Бог есть демиург и олицетворяет злое начало. Истинное божество никакого отношения к творению мира не имеет. Мир возникает в результате либо ошибки, либо преднамеренной злой воли, не имеет ни ценности, ни смысла, и должен быть уничтожен. Однако частица силы истинного божества по трагической случайности попадает в плен материи и содержится в душах избранных для спасения людей. Задача последних – отделить в себе искру этого высшего начала, освободить ее из плена материального мира при этом остальная составляющая человеческой природы (телесное и психическое начало) должна саморазрушиться. В этом – истинное спасение. Мир понимается как разлагающийся труп, и любая активная деятельность в нем бессмысленна. При этом, что бы человек ни делал, грешил ли, жил ли праведно, совершал ли подвиги или преступления, это ни в малейшей степени ни приближает и не отдаляет его от спасения, ибо вся эта деятельность связана со злым и подлежащим уничтожению миром. Ни хорошими поступками нельзя ничего убавить от зла мира, ни плохими к этому злу ничего нельзя прибавить. Для гностика мир – труп, и поэтому он совершенно равнодушен к миссионерской деятельности, к идее помощи другим. Как и ко всякой деятельности вообще. Такое равнодушно-созерцательное отношение к жизни у гностиков Борхес назвал предсмертной фантазией покойников. Нет смысла для гостика нести знание остальным, поскольку у избранного искра истинно-божественного в любом случае тянется к освобождению через мистического познание. У не-избранного же нет ничего, что подлежало бы спасению.

Но что же останется, если эта искра истинно-божественного освободится? - Очевидно - душа и тело человека, нормальная жизнь которого будет с точки зрения гностиков полной и окончательной смертью. И один из патриархов гностицизма, Василид, высказал смертельно опасное для этой ереси предположение – возможно, спасение гностиков уже состоялось! А оставшиеся от них в этом земном мире души и тела - лишь пустые бутылки, из которых вышел подлинный дух, соединившись с истинно-божественным. Нет более смысла жизни душе-телесного остатка человеческой личности, и чтобы избавить его от страдания в силу понимания этого, на него милостиво было спущено от истинно-божественного начала великое забвение истины. Идея великого забвения показывает нам логику психологического распада личности, попавшего под влияние гностической ереси.

Типизирующими характеристиками ересей гностического типа являются:

- констатация бессмысленности жизни и мира в целом, надежда на их разрушение;

- равнодушие к широкой проповеди своего учения и любой активной деятельности в мире;

- полная утрата любых нравственных ориентиров. Любой поступок человека становится нравственно безразличным и в силу этого допустимым;

- спасение мыслиться через интеллектуально-созерцательное отношение к высшему началу. Теоретическое выражение умосозерцаемой картины превращается в идол для религиозного поклонения, при этом атрофируются волевая и деятельная сфера человека.

2. Дуалистические ереси монтанистского типа.

Монтанизм как историко-церковное явление зародился из противопоставления личностного пророчествования общецерковному откровению. При максимальном напряжении эмоциональной сферы этот пророчествующий энтузиазм был доведен до полного волевого подчинения потустороннему существу, дающему пророчества. При этом происходило последовательное подавление всей интеллектуальной сферы, так как именно в ней всегда сохранялась возможность критического отношения к пророчеству.

Монтанизм является более замаскированной ересью, ибо в силу своего воинствующего антиинтеллектуализма не стремится предложить богословскую систему, альтернативную христианской, изменяя лишь акценты и контекст тех или иных догматов. При таком изменении акцентов человек не столько интеллектуально (как в гностицизме) сколько эмоционально начинает воспринимать мир как злое начало. Такое не теоретическое, а эмоциональное восприятие идеи изначальности зла в мире и необходимости его уничтожения для очищения от зла привело к состоянию внутренней перманентной войны со всем внешним (в отличие от презрительно-равнодушного отношения к бессмысленности жизни гностиков). При этом необходимость такой борьбы интеллектуально может и вообще не обосновываться. Так, например, мы можем смело утверждать, что старообрядцы сохранили в чистоте догматику и литургическую жизнь православной Церкви. Однако во времена начавшегося раскола они были напуганы идеей воцарения Антихриста и наступлением скорого конца света. В результате изменилось с положительного на отрицательное эмоциональное восприятие мира, что привело старообрядцев в их жизнеотрицающей борьбе до изуверства коллективных самосожжений.

3. Дуалистические ереси манихейского типа.

Ереси манихейского типа исходят из основоположения изначальности добра и зла. Злом, как правило, объявляется внешний материальный мир, в котором пленено духовное начало божественного царства. Также, как и гностицизм, манихейство абсолютизирует объяснение всякого источника зла внешней причиной, также доводит человека до утраты нравственных ориентиров. Но, в отличие от гностицизма, манихейство считает мир не столько лишенным всякого смысла разлагающимся трупом, сколько агрессивно-деятельным злом, которому надо также активно противостоять. Вместо гностического высокомерного презрения к жизни манихеи находятся в состоянии активной борьбы с миром. И в этом плане манихейство является своеобразным синтезом между гностицизмом (“тезис” – абсолютизация умозрительной концепции при полной атрофии эмоционального начала) и монтанизмом (“антитезис” – отрицание интеллектуального начала и полное волевое подчинение источнику пророчествования). Также, как гностицизм, манихейство предполагает фантасмагорическую умозрительную картину высшего царства и историю борьбы со злым миром, в которой контекстуально обосновывается поиск врага в качестве универсального объяснительного принципа зла. И также, как монтанизм, манихейство требует находиться в активной борьбе с этим внешним злом.

Мы видим логическое развитие идеи абсолютизации в сознании человека внешнего зла, приводящей к жизненно-отрицающей позиции:

1) гностицизм – интеллектуальное идолопоклонничество при подавлении эмоциональной сферы;

2) монтанизм – эмоциональная борьба со всем внешним при подавлении интеллектуального начала;

3) манихейство – соединение эмоциональной борьбы с внешним и интеллектуального идолопоклонничества.

В рамках выявленной системы типов мы можем попробовать определить место коммунистической идеологии в ней.

Общие черты коммунистической идеологии со всеми типами дуалистических ересей.

1) Признание изначальности зла, имманентно присущего миру. Коммунизм видит источник зла в самом принципе движения исторического процесса – классовой борьбе. Угнетение также исторически неизбежно, как и борьба с ним, как и окончательная победа над ним. Квазирелигиозный тезис имманентной присущности зла миру выражается в квазинаучном тезисе об имманентной присущности зла самой истории. Наличие классового врага при этом становится универсальным объяснительными принципом всякого зла.

2) Тезис о необходимости уничтожения мира. Все дуалистические ереси утверждают, что мир, который изначально является злым началом, должен быть уничтожен, после чего избранные ко спасению перейдут в принципиально иное состояние. Коммунизм утверждает неизбежность и необходимость революционного разрушения “старого мира”, в результате чего сам исторический процесс (движущей силой которого являлась борьба с эксплуатацией) прекратится и наступит бесклассовое царство идеального общества.

3) Нравственный релятивизм. Поиск врага как универсальный объяснительный принцип зла ведет к разрушению нравственной системы ценностей. По отношению к врагу все допустимо, и любые нравственные ограничения тут снимаются. Как и еретики, для которых становится нравственно допустимым обманывать и совершать другие преступления по отношению к людям, не являющимся членами их секты, коммунисты распространяют сферу нравственных отношений только на классово-солидарных членов общества.

У еретиков любая связь с внешним миром становится порочной. В результате этого они теряют способность различать естественные и противоестественные наклонности в обычной жизни. Естественная любовь становится греховной, ибо она привязывает к материальному миру. Противоестественная похоть не способна ухудшить по своей природе порочные социальные отношения и становится не только допустимой но и желательной, если в результате пресыщенности развратом ослабевает привязанность к миру. Возникает двоемыслие, при котором крайний аскетизм соседствует с крайним развратом.

Подобное двоемыслие возникает и у коммунистов, призывающих аскетически бороться за натуралистически-эвдемоническую цель. Для идеологов коммунизма вполне естественно сочетание внешней аскетичности с внутренним нравственным уродством и распущенностью. Очень часто можно наблюдать, как внешне добрые и сентиментальные люди, страдающие коммунистическим двоемыслием, начинают требовать смерти классовых врагов или доносить на своих близких.

Выделив перечисленные общие черты, необходимо теперь сравнить коммунистическую идеологию с каждым из трех вышеприведенных типов дуалистических ересей.

В качестве гностического момента коммунистической идеологии можно выделить учение о человеке. Человек в ней представлен как “ансамбль общественных отношений”, а его сознание – “свойство высокоорганизованной материи”. Его бытие конечно, и с физической смертью он перестает существовать. Его ценность несопоставимо ниже общественных идеалов, и ради их осуществления нравственно допустимо жертвовать человеческими жизнями. Действительно ценным в человеке является его вклад в дело приближения идеального общества, т.е. общественно-историческое значение его классовой борьбы, все остальное вместе с его физической смертью навсегда бесследно исчезает в прошлом. Гностицизм, подобно коммунизму, также утверждает, что жизнь человека не самоценна, все его телесно-психическое бытие бессмысленно и должно бесследно исчезнуть после того, как духовный аспект человека будет спасен от плена материального мира.

Кроме того, гностицизм утверждает, что не все люди изначально содержат в себе предназначенный ко спасению духовный остаток. Жизнь таких людей изначально бессмысленна, также, как лишено смысла проповедовать им истину или как-либо иначе помогать. Аналогичным образом и коммунизм, утверждая, что человека формирует классовая среда, констатирует изначальную порочность природы человеческой в классовых врагах, переделать которую в принципе невозможно. Также, как и в гностицизме, осуществить идею спасения в коммунизме призваны лишь избранные, в частности, пролетарии.

Как обратил внимание еще Н.Бердяев, сам атеизм русского коммунизма носит гностический богоборческий характер, непонятный для рационалистического атеизма Запада. Атеистическая аргументация русского коммунизма исходит не из рациональных доводов, а из констатации факта зла в мире: “Если в мире есть страдание, значит бог злой, а значит в него нужно не верить!”.

Однако принципиальным отличием от гностицизма является коммунистический императив активного преобразования действительности, что предполагает широкую пропаганду доктрины, революционную перестройку общества, широкомасштабное ведение классовой борьбы и неутомимый поиск классового врага.

Монтанистские же тенденции коммунизма проявляются скорее не в идеологии, а в иррациональной фанатичной борьбе невежественных масс, неспособных понять коммунистическую доктрину, но увлеченных эсхатологической идеей бесклассового общества. Стремление навязать умозрительную теорию в качестве предмета веры отличает коммунизм от монтанизма, отвергающего рациональные инструменты собственного самообоснования.

В коммунизме можно наблюдать соединение идолопоклонничества в форме абсолютизации абстрактно-теоретической идеи и состояние перманентной войны с миром в форме классовой борьбы. На основе этого можно смело отнести коммунистическую идеологию к дуалистическим ересям манихейского типа. Генеалогия этих ересей такова: манихейство-павликианство-богомильство-альбигойство-коммунизм-фашизм. Поэтому невозможно полноценно осмыслить идеологию коммунизма вне истории дуалистических ересей. Также, как невозможно вести идеологическую борьбу с коммунизмом не ведя ее с родственными, ему идеологиями фашистских организаций и квазирелигиозных тоталитарных сект.

Поэтому, несмотря на то, что антикоммунизм представляет собой внеконфессиональное движение, свою прочную основу он может обрести лишь в христианской культурной традиции, поскольку сам коммунизм, будучи моментом эволюции антихристианских дуалистических сект, был рожден как антитеза христианству, как последовательное противопоставление всей христианской системе ценностей.

Томск, 1998