Может быть, сегодня это самое важное — инфраструктура мысли...

Перевод “Бытия и времени” Владимира Бибихина вышел хоть и по прошествии семидесяти лет после опубликования оригинала, но появился для нас здесь как deus ex machina. И этот русский Хайдеггер заговорил на языке таинственно-глубоком, каком-то магическом, даже, я бы сказала, — мифогенном, произрастающем при этом— из некой “глубинной сути” нашего местного наречия. Выполненный Евгением Борисовым перевод “Пролегомен...” (а этот лекционный курс летнего семестра 1925 года — своего рода предварительный конспект “Бытия и времени”) мне представляется работой нового поколения (не “нового поколения переводчиков”, а “работой нового поколения”).

Переводчик “Пролегомен...” идет не по вектору личной утопии, как двигался Владимир Бибихин, но по пути скорее умеренно-профессиональному. Сравним. Владимир Бибихин — “Примечания переводчика”: “...это русское „Бытие и время” пытается использовать данную нашим языком возможность воссоздания немецкой мыслящей речи. ...Русское слово открывает исканию свои просторы...” (Хайдеггер Мартин. Бытие и время. М., “Ad Marginem”, 1997, стр. 448 — 449). ЕвгенийБорисов— “От переводчика”: “...передать естественное звучание текста...” (Хайдеггер Мартин. Пролегомены..., стр.342). Профессиональные усилия двух переводчиков поддерживают друг друга. Переводческие стратегии движутся в разных направлениях.

Ставка Бибихина велика. Через Хайдеггера (и кто решит — с его ли ведома?) он пытается возбудить живые силы древлеотеческого мысле-языка. Задача Борисова — более узкодисциплинарная. Но в его подходе мне видится дополнительный шанс адекватного понимания, и не только философии Хайдеггера, но и той конкретной философской работы, которая проделана в XX веке на Западе.

Переводческая стратегия Бибихина обременена сверхзадачей: создать — внутри произведения Хайдеггера — новое, “русское мысле-язычное” произведение, способное жить и отдельной от оригинала жизнью. Евгений Борисов просто переводит текст, принадлежащий западной феноменологической традиции, полно и грамотно используя все наработки отечественных переводчиков и историков философии.

Очень показательно различие в переводе хайдеггеровской терминологии у Бибихина и Борисова. В сопроводительных замечаниях переводчика “Пролегомен...” выстроена “таблица соответствий”. Важнейшее различие фиксирует перевод ключевого слова Хайдеггера — Dasein. Бибихин: Dasein — присутствие. Борисов: Dasein — вот-бытие. При этом объяснение последнего гласит: “Я отказываюсь от изящного перевода Бибихина... в пользу кальки”. И даже аргументы — от морфологии языка и от задач, решаемых Хайдеггером внутри феноменологической традиции. Напомню, что, переводя Dasein как присутствие, Владимир Бибихин не столько аргументировал, сколько прояснял исток своего выбора: присутствие — при-сути; и утверждал некий постулат веры: мы должны “самим своим присутствием нести истину”.

И еще пример различия:

Angst — ужас (Биб.) — страх (Бор.)

Furcht — страх — боязнь

Grauen — жуть — ужас

Видим: эмоциональный фон русского “Бытия и времени” на порядок глубже предложенного переводческого варианта “Пролегомен...”.

Пояснением к работе переводчика служит его статья “Феноменологический метод М. Хайдеггера”, помещенная в конце книги. И вновь это выверенный дисциплинарный жест, удерживающий переводчика на историко-философской дистанции по отношению к хайдеггеровской философской работе. Под обложкой существует еще один фрагмент — “Послесловие редактора немецкого издания” Петры Егер, представляющее собой детальное описание технической стороны подготовки текста хайдеггеровских лекций к публикации. Восполнение для тех, кому не удастся попасть в хайдеггеровский архив и увидеть рукописи.

В “Пролегоменах...” перед нами развернута мыслительная проработка проблемного поля, видимым становится поиск терминологического инструментария, который позже будет использован Хайдеггером в “Бытии и времени”. Чтение этих лекций послужит демистификации “духовного посыла” “Бытия и времени”. Детальное восстановление памяти вообще оздоровляет интеллектуальную атмосферу.