Когда имеется в виду тело человека, то его биологическое истолкование ведет к утрате самого предмета. Для такого случая в науке используется другой термин – организм. При этом человеческое содержание в понятии “организма” выхолощено, и из него никоим образом нельзя перейти к идее телесно воплощенной личности. Однако человеческое тело всегда есть тело личности, оно является ее составным моментом, моментом ее самосознания, субстанциально тождественным ей.

В соответствии с таким пониманием можно определить тело как такое выражение воли вовне, которое открывается для других в определенной пространственно-временной оформленности.

Тело есть воплощение воли человека в инобытии (то есть во внутреннем жизненном бытии других людей), в котором оно оформляется и становиться чувственно воспринимаемым другими.

Иными словами, подлинный смысл тела раскрывается только в общении, в бытии-с-другим. Тело есть момент тождества воли человека с внутренним бытием Другого. Пространственно-временную форму тела человек воспринимает как границу области непосредственно подчиненного воле. Таким образом, воля является подлинной внутренней сущностью тела, и вместе с тем воля является тем, в чем сознает себя человек в качестве свободной личности. Соприкасаясь с телом Другого я соприкасаюсь с самой личностью, а не ее отражением, ибо в его теле он сам в аспекте воли достигает самосознания в качестве воплощенного и явленного другим. Телесная явленность Другого для меня есть момент тождества воли Другого с моим жизненным бытием, благодаря чему я могу, с одной стороны, воспринимать тело Другого как телесно данный мне феномен (поскольку он тождественен моему бытию), а с другой, как именно Другого, то есть как непосредственную явленность его личности (поскольку тело Другого как проявление его воли есть проявление именно Другого как такового и субстанциально тождественно с ним).

Поскольку под телом следует понимать момент тождества человека и мира, присутствие человека во внутреннем бытии других, то, следовательно, тело есть не биологический организм, а тот момент выражения человека, посредством которого он непосредственно открывается другим и общается с ними.

* * *

В социуме человек никогда не открывает своего тела таким же образом, каким открывает его для себя, когда остается наедине с собой. Тело для социума не может быть обнаженным, так как обнажение не только будет препятствовать человеку общаться, открывать себя, но наоборот, создаст искусственный барьер для общения в силу нарушения моральных и эстетических канонов.

Человек достигает первичного самовыражения лишь в целостном теле, но в социуме основная поверхность этого тела скрывается одеждой, являясь уже более не телом, но лишь внутренними органами этого нового состояния тела. Обнажение тела для социума, если отвлечься от социально-этических норм, должно восприниматься также как обнажение внутренних органов.

Иными словами, при переходе человека в пространство социума большая часть тела человека сворачивается, превращается во внутренние органы, обнажение которых разрушает восприятие тела и поэтому противоречит моральным и эстетическим требованиям.

Таким образом, целостное тело человека расслаивается на тело первичное, которое человек открывает только наедине собой и тело свернутое, в котором он присутствует в социуме. Поскольку тело по своей природе не может разъединяться, распадаться на два тела, то расслоение тела на тело первичное и тело свернутое есть не реальное его расчленение, а расслоение самовосприятия тела, иначе говоря, расслоение его феноменальной явленности для собственного сознания. Это расслоение лежит в основе шизоидности личности (от греческого "шизо" – раскалываю), которая, оставаясь по своей природе внутренне единой и неделимой, начинает, тем не менее, проявляться в образе двух разных личностей. Такое шизоидное расслоение есть не онтологическое разъединение, а болезненное разъединение в восприятии, иллюзорное разъединение, которое не затрагивает онтологической основы и которое должно быть преодолена как болезнь.

Для того чтобы понять специфику свернутого тела, для которого скрытая одеждой его часть превращается во внутренние органы, необходимо преодолеть биологизаторское представление не только о теле, но и о внутренних органах, которое характерно для медиков и обывателей.

Если тело – это символ, выражающий личность, в котором человек присутствует сам, субстанциально, то обнажение внутренних органов – это разрушение целостного телесного символа, воплощение в теле внешней силы, препятствующей его выражению для другого. Иными словами, обнажение внутренних органов тела всегда есть телесная рана, выражающая силу разрушения этого тела. Внутренний орган открыт всегда через рану, являющуюся результатом оформления в теле разрушающей его силы. Иначе говоря, обнаженный внутренний орган выражает не внутреннюю сущность человека, но внешнюю силу, противодействующую человеку, препятствие для видения тела, а не само тело.

Именно поэтому рана мешает воспринимать человеческое тело, а обнажение свернутого тела, в котором человек живет в социуме, будет восприниматься именно как такая же телесная рана, вызывающая такое же неприязненное чувство, что и рана в медицинском смысле. Скрытие тела одеждой является необходимым условием его восприятия в социуме.

Если свернутое тело сводится только к лицу человека, то первичное тело все как целое, в котором человек воспринимает сам себя, является продолжением его собственного лица. Таким телом обладают маленькие дети, обнажение которых не разрушает восприятия их тела. Таким же первичным телом обладают и дикари, для которых естественно ходить голыми.

Представим себе дородного бюрократа ведущего прием людей. Если в этой ситуации он оказался бы обнаженным, то вызвал бы отвращение у всех своих посетителей. Первое, что приходит на ум то, что отвращение взывает некрасивость его тела, но это предположение ложно. Тот же дикарь, который привык ходить голым, может иметь сколь угодно более некрасивое тело, но при этом не будет вызывать никакого отвращения.

Причина же отвращения в том, что данный бюрократ присутствует для своих посетителей в свернутом теле, обнажение которого будет восприниматься посетителями как рана, в то время как дикарь всегда присутствует для окружающих только в своем первичном теле, которое, независимо от того, красиво оно или нет, не может вызывать отвращения, так как является продолжением его лица и выражает его личность. Голое тело дикаря мы воспринимаем также естественно, как и лицо современного обывателя, при этом нас мало волнует степень красивости того, что мы видим, в то время как видеть наших обывателей обнаженными довольно серьезное испытание, которого большинство предпочло бы избежать.

Все тело ребенка также является продолжением его лица, так как он еще не вступил в пространство социума, но по мере своего взросления и социализации он вынужден вес больше и больше скрывать одеждой свое тело, которое все больше и больше сворачивается, превращаясь во внутренние органы.

* * *

В пространстве социума предусматриваются сферы, где допустимо обнажать свернутое тело, например, на приеме у врача или в общей бане. Это становится возможным благодаря медикализации взгляда. Врач, в отличие от обычного человека, может равнодушно, без отвращения смотреть на обнажение внутренних органов. Он достигает это путем их объективирования в виде отдельной вещи, такой же, как прочие неодушевленные вещи. В своем взгляде он редуцирует все эстетическое и символическое содержание тела.

* * *

Если в социуме первичное тело сворачивается, то в эротическом общении это свернутое тело снова раскрывается, но уже иначе, нежели то, как открыто первичное тело. Первичное тело и эротичное (т.е. заново раскрытое) представляют для нашего сознания совершенно разные феномены. Если свернутое тело не может быть обнажено, а первичное – может быть, а может не быть обнажено, то эротичное тело обнажено всегда, даже когда скрыто одеждой. Эротичное тело не просто преодолевает свернутость состояния тела для социума, но и стремиться открыть его все как целое для Другого. И если какую-либо его часть покрывает одежда, то это только усиливает эротичность тех обнаженных частей тела, через которые начинает просвечивать и то, что этой одеждой скрыто.

Первичное тело является воплощением воли человека вовне, открывающим его внутреннюю жизнь. Эротичное тело не просто выражает внутреннее бытие человека, но воплощает его онтологическую связь с Другим. И поскольку он стремиться воплотить в себе эту связь наиболее полно, оно воплощает ее во всех своих частных моментах, не допуская свернутости или скрытости одеждой. Именно поэтому оно всегда обнажено независимо от того, одето или нет. Эротичность тела выражает онтологическую связь одного человека с другим и мотивирует стремление к телесному взаимообщению. В эротическом восприятии другого человека такое телесное взаимообщение всегда предвосхищается, и если другой не отвечает взаимностью и таким же эротичным видением, то это противоречие во взаимном восприятии друг друга порождает антиэрос или эротическое отвращение.

Таким образом, антиэрос есть воплощение в теле отрицания реальной онтологической связи одного с другим. Антиэрос уже сам по себе предполагает наличие эроса. Именно поэтому нельзя воспринимать антиэротично первичное тело – поскольку в нем еще нет эротичности, в нем открыто присутствие другого, но еще не явлено единство одного с другим. Социальное свернутое тело может быть антиэротичным только в тех случаях, когда его свертывание мотивировало не только вступление в социальное пространство, но и новый дополнительный фактор – претензия на эротичность и негативная реакция на нее. Поэтому обнажение свернутого тела всегда неприятно, но не всегда антиэротично, так как здесь не всегда наличествует претензия на эротичность.

Социальные нравственные нормы защищают человека от антиэротичности, устанавливая пределы эротичных претензий. Нарушение этих пределов порождает гомофобию в самом широком смысле как неприязнь ко всем, чьи эротичные или сексуальные претензии несанкционированны социальными нормами.

Эти же социальные нормы, с другой стороны, допускают определенное пространство в социуме, где дозволяются эротические претензии. В пределах этих норм человек стремиться утвердить свое эротичное тело вместо свернутого тела для социума. Для этих целей женщины используют косметику и специфическую "обнажающую" одежду, которая не столько скрывает, сколько подчеркивает их тело.

* * *

Мироописание человека собирается вокруг первичного феномена, который является телом этого человека. В соответствии с этим, вокруг первичного, свернутого и раскрытого тел будут собираться разные мироописания, как некие параллельные миры, в которых живет человек одновременно. Подобно тому, как расслаивается тело человека, также расслаивается и единый мир, в котором человек живет, на три разных мира, и не обращать на это внимание человеку позволяет лишь схожесть содержания и логики событий в каждом из миров.

Тело определяет не только телесно-гилетические свойства, но и все прочие: ощущение приятности или неприятности, красивости или отвратительности, брезгливости и т.д. Телесная рана другого человека становится неприятной именно благодаря проекции ее восприятия на собственное тело. И лишь благодаря медицинскому взгляду, выносящему ее за пределы тела и помещающую в научно понимаемый "организм", становится возможным преодоление этого отвращения.

Соответственно с этим, вокруг первичного тела, тела свернутого (тела для социума) и тела раскрытого (эротичного) собираются совершенно разные мироописания. Человек, обладающий этими телами, попеременно входит то в одно, то в другое мироописание.

* * *

Специфика сборки описания формирует не только мир отдельного человека, но и целостный культурный космос, в котором могут жить разные народы.

Античная культура не знала свернутого тела. Античный человек воспринимал тело другого как первичное (если речь не шла об эротичном восприятии). Поэтому он не мог видеть ничего противоестественного в наготе, в то время как нагое тело на ближнем Востоке всегда означало ущербность, слабость человека, подчеркивало его несовершенство. Античный же человек видел в наготе символ целостной сущности человека, превращая ее в основную тему искусства.

Кончено, античный человек понимал, что тело может быть некрасивым, но даже при этом в самой природе тела не могло быть ничего отталкивающего, отвратительного. Некрасивость, это лишь недостаточно выраженное совершенство. И поскольку тело – это первый факт, удостоверяющий присутствие и открывающий человека другим, античный человек не мог искать в мире какое-либо другое обоснование тела, нежели то, что оно является воплощением самого же человека, которое философски могло обосновываться как воплощение его души, разума, эйдоса или сущности.

Поэтому и пространственность не может существовать как то, что в качестве внешнего принципа предзадает положение тела. Наоборот, сама пространственность образована от форм воплощенных в космосе тел и не существует без них. Весь античный космос построен на доверии телесным ощущениям. Так, античный геоцентризм удостоверяется внутрителесным ощущением неоднородности пространства, имеющим верх и низ. Чтобы перейти к гелиоцентризму, необходимо было дискредитировать соматическое познание, то есть знание, схватываемое на уровне телесного ощущения.

Такая дискредитация произошла в Новое время, и связана она была со сворачиванием тела, подменой первичного тела "телом в социуме", то есть – со свернутым телом. Тело скрывалось одеждой не только для того, чтобы скрыть некрасивость или чтобы согреться, но и для того, чтобы скрыть то, что уже перестало быть телом и превратилось в его внутренние органы, обнажение которых стало столь же болезненным как и ранение в медицинском смысле.

Подмена первичного тела телом свернутым не могла не разрушить весь космос, сформировавшийся в античности и просуществовавший все Средневековье. Свернутое тело сворачивает вокруг себя также и пространство, то есть создает некую зону неприкосновенности вокруг себя, куда другой не допускается. У разных людей это окружающее их пространство может быть разным, но оно обязательно присутствует. Пространственная локализация человека мыслится не как определяющая пространство форма его тела, но как локализация этой непроницаемой вокруг него зоны. Причем если пространственность античная, не существуя сама по себе, являлась формой тела, то она служила выражением сущности этого тела, несла в себе глубокое символическое содержание, то пространственность окружающая свернутое тело бессодержательна сама по себе и абстрагирована от конкретного бытия тела.

* * *

Эротическое восприятие тела всегда носит интимно-личностный характер, и поэтому не может являться общекультурной предпосылкой, но при этом оно внутри каждой культуры определяет течение, выражающее особое мирочувствование, отличное от общепринятой позиции. Это мирочувствование нашло свое отражение в мистических традициях, присутствующих во всех культурах.

Эротическое тело, отрываясь принципиально иначе, чем первичное, создает и свою собственную пространственность, в котором начинает раскрываться и обнажаться. Сущность эротического тела целиком сводится к выражению внутреннего бытия человека вовне, поэтому телесная пространственность целиком подчиняется этой задачи, образуя внутри извне предзаданного пространства глубину, переходя на которую человек перестает замечать внешний неэротично данный мир. Если пространство первичного тела открывается как форма этого тела, пространство свернутого тела дано как нечто извне задающее положение тела, то пространство эротического тела берет свое начало в том, что являет собой тело, то есть во внутреннем жизненном бытии Другого. Истекая изнутри этого жизненного бытия эротическая пространственность заставляет и внешнюю форму тела воспринимать иначе, чем та дана эмпирически, очищая ее от всего случайного, неестественного, некрасивого и, оставляя лишь то, что служит непосредственным явлением внутреннего.

Иными словами, эротическое пространство соединяет в себе пространственность "мнимую" (то есть геометрически сводящуюся в нашем мире к нулю запредельную по отношению к нему пространственность) с пространственностью чувственно постигаемых вещей. Пространство эротического тела становится "обращенным", оно расширяется по мере приближения к телу, открывая в себе внутреннее бытие, символизируемое этим телом. Обычное пространство при этом теряет свою самостоятельность, и вместе с ним теряют свое значение все неэротичное содержание мира.

Эротическое тело выстраивает такое мироописание, в котором становится осуществима цель всякой мистической традиции. Мистическая традиция направлена на преодоление пространственного ограничения восприятия и постижение внутреннего за внешним, причем при таком постижении, при котором это внутренне преодолевается. Однако именно это и осуществляется в эротическом пространстве. Таким образом, можно видеть, что в основе мистики лежат эротические интуиции.

* * *

Весь мир есть определенный компромисс, конвенция между субъектами, каждый из которых стремиться создать свою непроницаемую и ничего не выражающую пространственность. Абсолютное пространство, также как и абсолютная мораль для такого человека лишь средство этого компромисса. Любая научная теория, идеологическое убеждение или политическая позиция – лишь формы взаимного соглашения, благодаря которому достигается это взаимное равновесие. Однако сам человек, когда остается один, оказывается неудовлетворенным всем этим, он неудовлетворен ни идеологиями, ни политиками, ни существующими мировоззрениями, разрываясь между интуитивно постигаемым и конвенционально принимаемым. Этим определен основной путь современного человека – постоянная борьба с теми барьерами, которые он сам выстраивает для себя.