На главную страницу

На страницу Карпицкого

Николай Карпицкий

Владимир Соловьев: панэротизм против "комплекса Фрейда"

 

Философская система, так или иначе, ставит перед собой задачу раскрыть внутренний опыт человека, его исходные интуиции, от которых он шаг за шагом стремиться перейти к общезначимому содержанию. Философию можно определить как выражение индивидуального пути осмысления общезначимого содержания исходя из личных жизненных интуиций. И в этом плане основной инстинкт человека - инстинкт сексуальный, не может быть просто так проигнорирован, ибо он очень часто является основной движущей силой человека.

Даже когда человек отрешается от своей сексуальности, он продолжает воспроизводить в своем отношении к жизни структуру сексуального отношения. Причем совершенно не обязательно трактовать это так биологизаторски упрощенно, как делал это Зигмунд Фрейд. Не все является сублимацией либидо. Но дело в том, что даже асексуальное отношение, никак не связанное с либидозной энергией, может воспроизводить структуру сексуальности, если человек изначально самоопределился как личность, находясь в зависимости от своего полового инстинкта.

Заслуга Фрейда в том, что он показал все это безжалостно наглядно и упрощенно, иногда - примитивно. Для нас Зигмунд Фрейд - уже не просто создатель направления в психиатрии или в философии. Фрейд - это, прежде всего, культурный символ современный эпохи, указывающий нам на зависимость человека от своего основного жизненного инстинкта.

Насколько правомерно сам Фрейд использовал образ царя Эдипа для обозначения психологического и культурного явления, настолько и мы можем говорить о "комплексе Фрейда" - явлении, которое прослеживается задолго до создания знаменитым психиатром своей психоаналитической системы. Под этим комплексом я буду понимать систему отношения (не обязательно сексуального) к миру, воспроизводящую отношение, сформированное под влиянием сексуального инстинкта.

Когда Владимир Соловьев выступает с критикой отвлеченных начал, с критикой позитивизма, рационализма и эмпиризма, когда говорит о всеединстве, о софийности, богочеловечестве, о преображающей силе красоты, он стремиться разрушить именно этот "комплекс Фрейда" (имевший место задолго до того, как начал изучаться одноименным знаменитым психиатром), стремиться освободить человека от рабства инстинктивно-сексуального начала.

В работе "Смысл любви" Владимир Соловьев противопоставляет сексуальность как родовой инстинкт и половую любовь.

По его мнению, сексуальность - есть нечто общее для всех людей - это их инстинктивная сила. Причем сила, которая заставляет человека поступать в интересах рода. Как родовой инстинкт сексуальность заставляет человека воспроизводить себе подобных, но род не заинтересован в сохранении индивидуальности, он стремиться лишь к воспроизведению себя как рода в бесчисленных сменах поколений. И сексуальность поэтому несет не только жизнь нового, но и смерть старого, требование уступить свое место будущим поколениям.

В этом смысле становятся понятным известные со времен древности мифологические символы, воплощающие в себе силу сексуального начала, которые выступали не только в качестве символа рождения, оплодотворения, но и в качестве символа разрушения, смерти. В сексуальности жизнь и смерть совпадают, и это позволяло в древних мифологиях отождествлять ее с бесконечностью времени, которое, содержа в себе бесконечную череду рождения и умирания поколений, соединяет жизнь и смерть.

Наряду с этим сексуальность есть нечто, что навязывает человеку определенное отношение к внешней действительности, заставляет его определенным образом поступать. Сексуальное поведение очень часто вступает в конфликт с моральными и духовными ценностями человека, оно предельно эгоистично. Сексуальная сила, действующая по нарастающей, требует во что бы то ни стало своего удовлетворения, что заставляет воспринимать Другого как поле для реализации собственной инстинктивной силы.

Любые препятствия человек воспринимает как враждебные, порой, переходя во враждебность к миру в целом. Возникает определенное эгоистическое отношение к окружающему, причем это отношение само находится в зависимости от некоей внеличностной инстинктивной силы. Такое эгоистическое отношение заставляет воспринимать действительность лишь со стороны ее внешнего проявления, ибо постижение внутреннего жизненного содержания сопряжено с отказом от эгоцентризма. Сексуального человека скорее интересует собственное представление о действительности, нежели действительность сама по себе. Он стремиться уподобить действительность собственной сексуальной фантазии, и все что не укладывается в это прокрустово ложе, он воспринимает враждебно.

Фрейд, интерпретируя практически все явления жизни как сексуальную символику, правильно схватывает стремление озабоченного человека подменить действительность мира собственным представлением о ней, поскольку постижение действительности в ее внутренней жизни поставило бы под сомнения сексуальные притязания этого человека.

Совершенно не обязательно вставать на позицию Фрейда, считавшего, что все основные явления культуры являются сублимацией сексуальной энергии. В сфере философской мысли человек воспроизводит свое отношение к жизни, которое само по себе может никак не быть связано с сексуальностью, но при этом оно вполне может основываться на том эгоцентризме, который сформировался в период сексуального формирования личности.

Критикуя односторонности западной философии Соловьев имеет в виду прежде всего этот эгоцентризм и стремление подменить действительность мира собственными фантазиями.

Основная философская программа по Соловьеву заключается в том, чтобы раскрыть подлинную живую действительность существ в их жизненных отношениях, а не мир идей, сводимых к нашим мыслям, и не мир ощущений, сводимый к нашим чувствам.

Философия же, воспроизводящая "комплекс Фрейда", не просто подменяет действительность фантазмами человека, она фиксирует и другую сторону сексуального инстинкта - отрицание личности во имя рода, признание естественным несовершенного состояния человека, его смертности, не оставляя надежды на спасение. Такая философия абсолютизирует нынешнее несовершенное бытие человека, заставляя его находить утешение в собственных субъективных представлениях о действительности.

Соловьев критикует эмпиризм, показывая, что в своем последовательном развитии он должен придти к утверждению, что все есть явление. Он также и критикует рационализм, демонстрируя, что последний в своем последовательном развитии не минует утверждения, что все есть понятие. И в том и в другом случае подлинная действительность отрицается, подменяется человеческими фантазмами, подобно тому, как озабоченный человек стремиться подменить жизнь собственными фантазмами, навязывая их другому человеку.

Аналогичным образом Соловьев подвергает критике основные направления западной философии, показывая их односторонность, что ведет к подмене жизни собственными представлениями. Интересно, что анализ односторонностей западной философии напоминает данный Соловьевым анализ сексуальных отклонений, которые он сводит к одному - к фетишизму, заключающемуся в сексуальной односторонности, подмене целого частью.

При этом совершенно не обязательно считать, как сделал бы это Фрейд, что те философы, которые в своей картине мира воспроизводили структуру сексуального отношения, были людьми озабоченными. Ошибка Фрейда заключалась в том, что он знал только живую сексуальность, в то время как сексуальность бывает и мертвой, когда сила страсти подобно приливной волне уходит, оставляя на отмели сформированные эгоцентрические ценности.

В самом описании мира может и не быть ничего сексуального, да и сам философ может давно уже позабыть об этой страсти, но это не мешает ему воспроизводить мертвые схемы собственных фантазмов, подгоняя под них действительность. Ведь уже сама сексуальность, утверждая зависимость человека от инстинкта, содержит собственное самоотрицание, возможность потери себя в силу естественно физиологического истощения. В этом случае, человек, не вырвавшийся из под власти инстинкта, но дождавшийся его естественного самоуничтожения, может окончательно замкнуться в собственном субъективном импотентном жизненном мире.

В работе "Смысл любви" Соловьев, противопоставляя половую любовь половому инстинкту, видит в ней начало противоположное силе рода - начало личностное. Половая любовь вовсе не стремиться к продолжению рода, она направлена на увековечивание всего личностного, неповторимого в человеке. Она открывает человека не в его эмпирическом состоянии, но в совершенном, в том, в котором он воскреснет в будущем веке. В работе "Жизненная драма Платона" Соловьев утверждает, что любовь реально преображает человека, являя его нетленное тело, в котором он воскреснет, тем самым приближая сам момент преображения человека.

Но чем именно половая любовь отличается от сексуальности? В ряде других работ Соловьев не устает повторять, что любовь содержит три момента, которые являются парадигмой как всякого развития, так и бытия вообще: момент обнаружения себя, момент отрицания себя, и момент утверждения себя в другом. Встает вопрос, зачем же понадобилось это самоотрицание, разве невозможна любовь в естественном согласии без всяких жертв, без самоотрицаний? Ответить на этот вопрос мы сможем лишь тогда, когда поймем, что половая любовь символизирует у Соловьева чувство, во всем противоположное сексуальности, а именно эротическое чувство.

Сексуальность требует захватывания собой Другого, рассматривает Другого как сферу реализации собственной инстинктивной силы, при этом избегая заглядывать во внутренний мир Другого, опасаясь обнаружить там нечто, что поставит под сомнение собственные притязания на него.

Эротика напротив, целиком направлена на Другого в его внутренней жизни. Она принимает Другого в полноте его внутренней жизни, не опасаясь того, что обнаружит там нечто, что подвернет ее отрицанию. А это возможно только в том случае, если человек с самого начала не сосредотачивается на себе и собственных переживаниях.

В сексуальности человек полностью подчинен переживаниям, вызванным родовой инстинктивной силой. В эротике он забывает про свои переживания, про свои инстинктивные силы, целиком погружаясь в Другого. При этом он не нуждается в реальном физическом взаимодействии с Другим, не рассматривает Другого как поле для реализации собственного инстинкта - обо всем этом он просто забывает. Иными словами, он отрицает себя как активное начало, и этот момент отрицания себя и есть победа над сексуальностью.

В таком эротическом пассивно-созерцательном отношении человек открывает возможность воспринимать внутреннюю жизнь Другого саму по себе. Он перестает интересоваться ее чисто эмпирическим проявлением, которое только и интересовало сексуального человека, он просто больше не нуждается ни в каких сексуальных фантазмах. Но именно это отрицание себя в любви и делает возможным подлинное видение себя в восприятии другого человека. Именно это Соловьев и подразумевает в третьем моменте любви как утверждении себя в Другом.

Иными словами, вся философская система Соловьева есть эротическая победа над сексуальностью, панэротизм уничтожающий комплекс Фрейда - зависимость человека от собственного инстинкта. Именно эта эротическая интуиция являлась исходным пунктом философской мысли Соловьева, и она же выступала в качестве критерия истинности для его философских построений.

Философский панэротизм Соловьева проявляется прежде всего в учении о непосредственном постижении предмета через веру, творчество и воображение, противопоставляя это эмпирической и рационалистической позициям. Эротичность, направленная на Другого удовлетворяется не физическим контактом с Другим, а постижением Другого в его внутреннем жизненном бытии. Это же по Соловьеву составляет и задачу философии. Как философ, он стремится обосновать возможность такого познания.

Концепция всеединства позволяет говорить Соловьеву о внутреннем сущностном единстве человека и внешнего предмета. Это единство проявляется как некое самоочевидное убеждение в существовании внешнего предмета. Первым уровнем познания, схватывающем содержание этой самоочевидной интуиции, является вера. Затем через воображение и творчество человек приводит в соответствие с интуицией, раскрытой в вере, рациональное и чувственное знание о предмете. Но первоначально эта интуиция раскрывается в эротической направленности на Другого. Ведь без чувства реального присутствия Другого, его внутреннего жизненного мира, эротика невозможна - возможны только сексуальные фантазии, уничтожающие эротику.

Следующим моментом, который требует панэротизм - это символическое понимание всякого явления. Предмет должен являть в себе свое внутреннее жизненное содержание. Он является символом своей внутренней жизни. Эротика требует, чтобы внешняя явленность была прозрачной для видения внутренней жизни, и такую прозрачность Соловьев называет красотой. Красота, как это раскрыл Соловьев в работе "Красота в природе", есть реальное взаимопроникновение духовного и материального, внутреннего и внешнего, явление целого в каждом своем частном моменте.

Если предмет эмпирически представлен нам в его материальной раздробленности, то красота реально раскрывает его во всеединстве, и эта реальная явленность всеединства посредством красоты и есть направляющая сила эволюции. Все развитие мира направлено на то, чтобы окончательно утвердить всеединство, утверждающееся своим особым образом в каждом этапе эволюции. И когда Соловьев анализирует явление красоты и безобразности в развитии природы, то довольно явно начинает звучать мотив эротического и антиэротического восприятия.

Третьим моментом, который требует эротическое отношение к миру, выступает момент восприятия внутреннего содержания в его целостности. Всякое частное восприятие, противопоставляющее целому, есть убийство эротики фетишизмом. Поэтому панэротизм Соловьева неизбежно приводит к концепции всеединства и снятия дуализма духовного и материального начал.

Материя есть другая сторона идеи. В идеальном все моменты взаимопроникают друг друга, в материальном - они пространственно противопоставлены. Мы можем воспринимать вещь в ее пространственных обособлениях - фетишистски, а можем воспринимать ее во внутренней целостности, которая в красоте явлена через каждый свой частный материальный момент - то есть воспринимать ее эротично. Утверждение духовного над материальным, утверждение всеединства в становлении природы, явление внутренней софийной сущности за внешней пространственной раздробленностью есть победа эротичного видения над фетишистским.

Если сексуальность полностью зависит от физиологического состояния человека, фиксирует его в его нынешнем положении, то эротика, путем отказа от фиксации на собственных переживаниях, вырывается из под власти физиологических состояний и стремиться увидеть Другого не в его несовершенном состоянии, но в его состоянии идеальном. Эротическое видение должно открывать за эмпирически несовершенным - красоту, являть Другого в его подлинной сущности, удостоверяя тем самым саму возможность окончательной победы человека над несовершенством. А это, в свою очередь, вносит в философию сотериологическую проблематику - проблематику спасения. Если человек никогда не будет утвержден в совершенстве, в нетленности, в красоте, то тогда эротическое отношение к Другому превращается в пустую иллюзию и лишается смысла. Эротическое отношение к миру требует его полного и окончательного преображения, что выражается в тематике Богочеловечества у Владимира Соловьева.

Если сексуальность зациклена на все большем и большем сосредоточении на собственных переживаниях обусловленных инстинктом, то эротическое чувство по мере своего усиления все более и более отрешается от собственных физиологических переживаний, от зацикленности на половых проблемах, вообще от всего частного, позволяя человеку установить эротичное отношение к миру как целому, что и было выражено у Соловьева в его учении о Софии как вечной женственности мира. В этом учении окончательно преодолевается все инстинктивное, физиологичное, открывая возможность восприятия мира в его полноте внутреннего жизненного единства.

Однако Соловьев не останавливается на этом. Стремясь показать существование вещи самой по себе, а не просто ее отображение для нас, он обнаруживает, что сама форма этого существования воспроизводит структуру любви, но не любви вообще, а ту эротичную любовь, которая отрицает в себе все обуславливающее зависимость от инстинкта или эгоцентризма, то есть, которая преображается до эротичности. Сущее предмета - то, что раскрывается нам в акте веры, - соответствует первому моменту любви - первичному самообнаружению себя. Природа или чувственное бытие предмета - то, что постигается нами посредством органов ощущений в пространственной раздробленности его составных моментов, соответствует моменту самоотрицания себя ради Другого. И, наконец, идея или сущность предмета, которая представляет органическое единство и взаимопроникновение всех его моментов и постигается нами посредством ума, соответствует моменту любви как утверждения себя в Другом.

Соловьев выверяет свою философскую систему на соответствие эротической интуиции как критерию истинности. При этом иногда теряется внутренняя стройность его системы. Достаточно прочитать "Чтения о богочеловечестве", чтобы обнаружить несколько разных противоречащих друг другу позиций в рамках одного философского учения. А уж путаница с грехопадением Софии, Софией нетварной и грехопадением человека вообще ни в какие ворота не лезет. Но для Соловьева важнее было выразить внутреннюю интуицию, нежели выстроить непротиворечивую философскую систему, и, оценивая его творчество, мы должны исходить из критерия выбранного именно им.

Философские положения Соловьева очень часто содержат и явные ошибки. Одной из таких вопиющих ошибок является его теологическая система, которая является результатом механического переноса структуры описания тварного бытия на бытие нетварное. В результате, у Соловьева теряется, во-первых, сама специфика бытия нетварного, разграничение между тварным и нетварным, во-вторых, все тварное бытие выводится из нетварного в силу некоей природной необходимости самого этого нетварного. Естественно, что сам Соловьев не был пантеистом, и эти пантеистические мотивы были следствием его ошибочной интерпретации нетварного в соответствии с опытом постижения тварного бытия.

Однако, если говорить о главной задачи Соловьева, т.е. выражении внутренней интуиции и индивидуального пути осмысления, то она раскрывается не только в его положительных сторонах учения, но также и в его ошибках, в его противоречиях, которые тоже важны для понимания внутреннего мира этого философа и его интуиций, позволяющих переосмыслить многие философские проблемы.

Томск, 2000 г.

Сайт управляется системой uCoz