Сергей Тендитный
Дом, в котором всегда четверг
Чтобы придать Тени видимость Жизни,
Требуется в большом количестве кровь
Невинных младенцев.
Из "Введения в курс черной магии",
Кембридж, 1969
Объект, известный под названием "Дом" (а также "Дом, в котором всегда четверг", "Мертвая точка", "Камень, пустой внутри" - приблизительный перевод названия объекта на языке аборигенов и т.д. и т.п.), представляет собой классический пример неразрешимой онтологической проблемы.
Сведения о нем, достигшие нашей Реальности, отличаются крайней разрозненностью и противоречивостью. Неясные намеки в местных легендах на таинственную башню, в которой много тысяч лет не гаснут огни (к сожалению, у аборигенов на эту проблематику наложено строжайшее табу), отрывочные свидетельства немногих вернувшихся из столь же нашумевших, сколь и бесплодных экспедиций, направленных на поиски Аргумента, стела в Чечен-ице с надписью на так и не расшифрованном языке, "Вавилонская библиотека" Х.Л.Борхеса (впрочем, автор пользовался явно некомпетентными источниками), и, конечно же, знаменитые фрагменты из потерянного портфеля, найденные в галерее Научной библиотеки Свердловского университета, и известные под названием "Обрывки I-XIII".
Синтезируя все это, комментатор представляет себе примерно такую картину: мир, бесповоротно поделенный на две сферы - призрачное, беспредметное "снаружи" и каменно-неподатливое в своей извечной заданности "внутри", завороженная своей собственной симметричностью сеть коридоров, стен, балок, пролетов; многократно повторяя свой четкий рисунок, она добивается ощущения своей нереальности, оставляя тем самым лазейку изнуренному мозгу, подтачиваемому изнутри скрытой несознаваемостью понятия - "стена".
Вероятно, постоянное соседство с мертвым камнем неизгладимо въелось в обитателей этой раковой опухоли космоса. Их серовато-бледная кожа настолько тонка, что рвется от малейшего нажима, открывая неостановимые кровоточения, и поэтому они всячески избегают прикасаться друг к другу. Странники без пункта назначения, тихо несущие свои лишенные всякого выражения лица с устало-злобными, как у горных троллей, глазами, глядящими внутрь себя. Они здесь так долго, что забыли кто они и откуда; тем не менее, в их облике так и видится некий Знак (но чего - рождения или смерти?), словно в каждом из них, глубоко, в самом центре, скрывается какая-то невычленимая суть, запаянная стеклянная ампула с зерном мрака, точечный прокол в пленке бытия, соединяющий их напрямую с ледяным равнодушием мироздания. Но эта нить (или обрыв нити?) не спасает их от страха, напротив, все их существование пронизано боязливой, молчащей о себе настороженностью. Все окна дома замазаны краской изнутри (говорят, что посмотревший наружу тяжело заболевает). Кроме того, они остерегаются оставаться надолго в одиночестве вне своих комнатушек. Человек, проведший ночь один в коридоре здания (такие случаи бывали), навеки замолкает. Обычно такие люди ложатся в кровать лицом к стене и уже никогда не встают с нее, никак не реагируя на окружающих. Также очень они бояться крика, взгляда в глаза, крови, вида самоубийц, не выносят больных и разговоров об Аргументе.
Странное ощущение производит знакомство с фольклором этого потерянного миром племени. С одной стороны, он абсолютно неизменен и каноничен, словно был сделан сразу вместе с Домом, с другой, сами жители, несмотря на их глубочайшую веру в свои предания, относятся к ним как к чему-то крайне несущественному
и, в сущности, их постоянный пересказ лишен всякого смысла и никак не влияет на жизнь этих людей.К этому своду мифов я отношу все бесчисленные басни о каком-то грядущем Событии, которое они призваны совершить, и в бесконечно бесплодном, потерявшем всякую опору, Ожидании которого они утратили всякую цель, кроме самого этого абстрактного, пустого в себе Ожидания. (Право, я удивляюсь тут явной нелогичности: о каком Событии может идти речь, когда еще в незапамятные времена в Доме была постулирована остановка Времени и само понятие календаря у них отсутствует, за исключением жалкого рудимента - названия одного из дней недели).
Есть у них и некое подобие религии - затравленный, издыхающий от боли бог, возникающий только в результате потребности людей в нем. Обессиленный ненужными ему проблемами и страшной ответственностью за то, что происходит не по его вине, он хочет вернуться в безличность, умереть, исчезнуть. Но совершить самоубийство он может только одним путем - убить в людях веру в себя, и вот он мстит людям за то, что они вызвали его из небытия, превращая их жизнь в ад, в непереносимый кошмар, поэтому естественная добродетель - отъединение, замыкание в себе, ибо спонтанная утрата веры есть необходимое следствие обессилевшего одиночества.
Еще одной разновидностью местного фольклора является периодически появляющиеся исследования. Преследующий цель как-то, хотя бы на уровне метафор, осмыслить и объяснить Дом и мир (впрочем, для обитателей Дома это является тождеством - ведь они убеждены, что кроме них во Вселенной никого нет). Эти штудии представляют собой весьма изысканные интеллектуальные конструкции, которые потребляются населением с весьма большим интересом и с нулевым эффектом, возможно потому, что оно рассматривает их лишь как красивую (но не больше) игру
. (Но возможно, оно вообще их никак не рассматривает).(Страшная мысль -а вдруг и эта скромная работа есть плод досужего ума одного из обитателей Дома, этого или какого-нибудь другого…)
Несмотря на все вышеизложенное, некоторые места в "Отрывках" дают возможность понять, что стабильность среды в Доме не является абсолютной. Как выясняется, иногда (исключительно редко, но все же бывает) замкнутость дома нарушается (правда, всегда только в одну сторону). Из Дома кто-то уходит. Уходит и никогда не возвращается
. Начинается это, вероятно, с соскребывания краски на окнах, с недозволенного подглядывания в мир, огромность которого высасывает мозг, сохранивший твердость лишь под губительной защитой каменных клеток. Затем следует этап инкубации - томительное, неделями, месяцами длящееся выхаживание по коридору, руки в карманах, это словно наркотик - "только не останавливаться", лицо у заразившегося такое, словно он пытается вспомнить то, чего никогда не знал, а глаза - как у человека, которого вдруг окликают по имени в абсолютно безлюдном месте. Он перестает разговаривать. Это верный признак - он обречен. Люди знают это и сторонятся его. И вот он навсегда исчезает во "внешней тьме". По давней привычке не называть вещи своими именами, Жители Дома говорят в таких случаях, что "он почувствовал приближение пятницы" (возможно, темный намек на Евангельские тексты: Спаситель был распят в пятницу). Трудно представить себе мысль или ощущение, способное подвигнуть человека на такое, ведь покидающие Дом уверены, что они уходят в абсолютную пустоту…Но мы-то знаем, что это не так, и некоторые из ушедших наверное достигают нас. Вот она, болевая точка, в которой можно если не понять, то хотя бы почувствовать, как некий таинственный Замысел входит в наш, ничего не подозревающий мир. Что это? - в ужасе спрашиваю я себя, спрашиваю и не нахожу ответа. Что это? Предвестие Конца, который Начало? Зараза, невидимыми вирусами расползающаяся из отвратительного нароста? Новый Homo, призванный заменить нас, не заметивших собственного превращения в динозавров, обреченных на вымирание?
Откуда он, этот странный объект, так похожий на правду, что в него невозможно поверить? Может, в самом деле, чудовищный эксперимент свихнувшегося Творца, гигантский инкубатор несчастных выродков, которые ни в чем неповинны? Или это и есть желанное искомое Доказательство, смонтированное маразматическим стариком, чтобы поглумиться над своими детьми, не пожелавшими ему повиноваться? Или вообще ничего нет, и эти странные вести всего лишь эхо, пуская кривое, подброшенное нам,
чтобы мы распознали себя и то, что с нами происходит? Или все это всего лишь горячечное видение приговоренного к смерти, обреченного на пытку отчаяния, обвинение миру с целью оправдания себя, пристрастное объяснение происходящего, снимающее мучительное чувство вины?Как оправдывать этот почти христианский ад? Как вернуть смысл почти что буддистскому раю (хотя, впрочем, из рая не сбегали)?
Тени вызывают к жизни.
В любом случае нужна кровь.
Кровь и кровь.
Много крови.
Публикуется по самиздатскому журналу "Версия", Томск, 1990. С.48-51.